Навеяно воспоминаниями о бормотухе в предыдущем посте...
Нет, все-таки не 17... Наверное, 19 мне было. Кажется, меня бросил возлюбленный, и я была глубоко несчастна. Страдала я на скамейке на бульваре, куря и плача. А скамейку напротив оккупировала компания малолетних гопников. Старшему лет 20, остальные совсем малолетки. Вот он-то ко мне и подошел. Сначала протянул на удивление чистый платок, а потом бутылку бормотухи. Дальше помню смутно, фотовспышками. Вспышка - мы на школьном дворе. Кажется, это уже вторая бутылка. Вспышка - мы на детской горке - знаете, у которой наверху такой как бы домик? В этом самом домике мы со старшим целуемся, а младшие внизу по периметру горки охраняют нашу идиллию, грозно оглядывая окрестности. В перерывах между поцелуями он мне что-то нежно и сострадательно нашептывает на ухо, а я мрачно глотаю из горла очередную порцию бормотухи и ощущаю себя Анжеликой-маркизой ангелов. Вспышка - глубокой ночью они меня провожают домой. "Завтра придешь?" - робко шепчет вожак, ангелы несут охрану. "Приду!" - решительно и мрачно киваю я, и иду домой блевать. Утром и днем мне плохо, к вечеру приходят друзья меня утешать. Интересно, а где же были родители? Наверное, на даче. Часов в восемь вечера я порываюсь куда-то бежать.
- Ты куда? - удерживают меня друзья.
- Меня ждут! На школьном дворе!
- Кто?!
- Гопники!
Немая сцена. Не отпустили. Не дали мне стать Анжеликой... Эх!
Вот ведь странная штука память - я сейчас не помню, из-за кого же это я так страдала, не помню, что за друзья меня утешали вечером, а вот вкус поцелуев моего чудного гопника вперемешку со вкусом бормотухи ощущаю и сейчас... "Где твои семнадцать бед? На Большом Каретном..."
Кстати, завтра ровно тридцать лет со дня смерти Владимира Семеныча...

Нет, все-таки не 17... Наверное, 19 мне было. Кажется, меня бросил возлюбленный, и я была глубоко несчастна. Страдала я на скамейке на бульваре, куря и плача. А скамейку напротив оккупировала компания малолетних гопников. Старшему лет 20, остальные совсем малолетки. Вот он-то ко мне и подошел. Сначала протянул на удивление чистый платок, а потом бутылку бормотухи. Дальше помню смутно, фотовспышками. Вспышка - мы на школьном дворе. Кажется, это уже вторая бутылка. Вспышка - мы на детской горке - знаете, у которой наверху такой как бы домик? В этом самом домике мы со старшим целуемся, а младшие внизу по периметру горки охраняют нашу идиллию, грозно оглядывая окрестности. В перерывах между поцелуями он мне что-то нежно и сострадательно нашептывает на ухо, а я мрачно глотаю из горла очередную порцию бормотухи и ощущаю себя Анжеликой-маркизой ангелов. Вспышка - глубокой ночью они меня провожают домой. "Завтра придешь?" - робко шепчет вожак, ангелы несут охрану. "Приду!" - решительно и мрачно киваю я, и иду домой блевать. Утром и днем мне плохо, к вечеру приходят друзья меня утешать. Интересно, а где же были родители? Наверное, на даче. Часов в восемь вечера я порываюсь куда-то бежать.
- Ты куда? - удерживают меня друзья.
- Меня ждут! На школьном дворе!
- Кто?!
- Гопники!
Немая сцена. Не отпустили. Не дали мне стать Анжеликой... Эх!
Вот ведь странная штука память - я сейчас не помню, из-за кого же это я так страдала, не помню, что за друзья меня утешали вечером, а вот вкус поцелуев моего чудного гопника вперемешку со вкусом бормотухи ощущаю и сейчас... "Где твои семнадцать бед? На Большом Каретном..."
Кстати, завтра ровно тридцать лет со дня смерти Владимира Семеныча...
Ну-у-у, у меня была бурная юност
+ 100!!!
иначе и быть не могло!
Превосходная история!
И такие приятные воспоминания о собственном бурном прошлом будит...))
Пиши давай!
Обязательно напишу! )) Только нужно мысли в порядок привести, а то чувствую себя, как комар на нудистском пляже: точно знаю, что нужно делать, но никак не решу, с чего начать...)))
Как-то никогда меня не посещало подозрение,что ты воспитывалась в католическом пансионе...
помню тоже, было мне лет двадцать. Тусили на какой-то квартире. Гопник Тюбик пил как черт и был урод уродом. А потом вдруг своими грязнющими пьянющими кривыми руками написал в моей тетрадке, что я хорошая и классная, и что кто меня обидит, тому пиздец. Был всегда наглый, злой и взбесившийся. Когда выживал из ума, двери выбивал. А тут че-то на него нашло. Типа доброты.
Люблю вспоминать такое светлое. Вроде гопники. А свет в них был.
До сих пор грустно, что мы не пара. Его надо было утащить в москву и спасать, спасать.
ruricovichi my вот да. На них иногда что-то нападало.
Или вместе тонуть, тонуть...